В конце шестидесятых годов прошлого века в Казани состоялось то ли всесоюзное, то ли всероссийское совещание-семинар по литературно-художественной критике. Местом проведения совещания был выбран дом отдыха «Пустые Моркваши», который располагался на противоположном от Казани живописном берегу Волги... Докладчиками и слушателями семинара были в основном солидные литературные критики, ученые-литературоведы, облеченные учеными степенями и званиями. Среди них оказался и народный поэт Чувашии Петр Петрович Хузангай. И мне в течение нескольких дней посчастливилось накоротке общаться с этим удивительным человеком.

Он на меня обратил, как мне показалось, особое внимание. Ему импонировало то, что я родился в деревне, один конец которой был чувашским, что являюсь выпускником родного для него Казанского педагогического института, что интересуюсь поэмой «Нарспи».

Когда завершилась повестка очередного дня, участников семинара пригласили в столовую дома отдыха на банкет. И случилось так, что за столом я оказался с Петром Петровичем.

Главным украшением и этого банкета, равно как и всех остальных в России, были, конечно, тосты: иногда умные, иногда веселые, иногда предлиннющие, скучные, но претендующие на безусловное внимание. Петр Петрович толкнул меня локтем и сказал: «Так будет еще очень долго. Давай погуляем по берегу». И мы спустились к воде. Он расспрашивал о некоторых казанских поэтах, говорил о своих студенческих годах в Казанском педагогическом институте и вдруг запел какую-то протяжную песню. Это была чувашская народная песня «Лети, лети, кукушка». И он говорит мне: «Чем слушать там вымученные тосты, лучше разучи эту гениальную песню». Я сказал, что на слух слова песни трудно воспринимаются. Петр Петрович открыл записную книжку, написал один куплет песни, вырвал этот листок и передал мне. И с ним, шагая по мокрому песку волжского пляжа, глядя на бумажку из записной книжки, я пел песню, которая становилась все роднее и роднее для моей восприимчивой и восхищенной души. Я был пленен обаянием, педагогическим тактом и мастерством своего неожиданного музыкального учителя. Толком не понимая некоторые слова, я душою пил эту песню, как пьют незнакомое вино или чувашское домашнее пиво в знойный день... Он пел как-то по-особенному тепло. Его голос слегка дрожал, как рябь удовольствия на поверхности Волги. Поющий Хузангай полностью соответствовал своему стихотворению, где говорится: «Но коль спою то, что люблю я, И мастерам не уступлю я…» А поэты поют только то, что любят! Петр Петрович эту песню, очевидно, обожал...

Песню я выучил, но листочек записной книжки со строчками песни, выведенными рукой самого Педера Хузангая, потерял, за что корю себя и по сей день. Этот эпизод моей жизни давно превратился в стихотворение «Чувашская песня», оно переведено на язык самой песни и самого поэта, кому посвящено произведение. Я, обделенный певческим голосом человек, всегда подпеваю моим друзьям - народным поэтам Чувашии Порфирию Афанасьеву, Юрию Семендеру, Валери Тургаю, когда они запевают эту песню. И поют они ее во время каждой нашей встречи, а встречаемся мы, к счастью, очень часто и в Казани, и в Чебоксарах. И с этой песней мы непременно вспоминаем и о великом поэте Педере Хузангае -литературном учителе многих современных чувашских, и не только чувашских, поэтов.

Действительно, творчество Хузангая обладает такими выдающимися качествами, которые делают его поэзию классикой российской литературы. Поэт широчайшего кругозора и диапазона, неиссякаемого любопытства и смелого эксперимента Хузангай обладал виртуозным мастерством соединять народные традиции «края ста тысяч песен» с поэтикой многих великих литератур как Востока, так и Запада. Ему стали подвластны почти все жанры и разновидности поэтического творчества от персидских рубай и итальянских сонетов до греческих поэм и русского романа в стихах. Камертон его высокоталантливой души одинаково точно настроен и на любовную лирику, и на глубокие философские размышления о сути бытия, и на публицистику с таким ее вершинным проявлением, каковым является ораторская речь. Для меня образцами поэтической ораторской речи стали такие стихи, как «Властителям и судьям» Державина, «Смерть поэта» Лермонтова, «Не уйдем!» Тукая, и наряду с ними стихотворение Хузангая «Были мы, и есть, и будем!», в котором поэт с высоты духа своего народа спорит с верхоглядами на историю чувашского народа, крушит нигилистов, разоблачает равнодушных, стыдит тех, для кого судьба чуваша, его язык и культура являются второстепенным делом, и пламенем своего поэтического слова закаляет сталь уверенности в бессмертии родного народа. Высочайшая версификационная культура, точная и яркая метафора, вмещающая напористую мысль, поэтический стиль, способный заключать в слово тончайшие переживания и интимнейшие чувства, и все это сконцентрировалось и слилось воедино в свободолюбивой, гостеприимной, гордой душе, говорящей на чувашском языке, - это и есть мой Педер Хузангай.

В 1960 году в Казани на татарском языке издана книга стихов Хузангая «С друзьями» (Дуслар белэн). Примечательно то, что большинство переводчиков, а именно - Шараф Мударрис, Заки Нури, Хасан Туфан, Салих Баттал - дружили с Петром Петровичем, знали чувашский язык и, очевидно, переводили с оригинала. Такая дружба, достойная похвал и продолжения, оставила красивый след как в татарской, так и в чувашской литературе. Стихи Хузангая о Хади Такташе, стихи Ухсая о Мусе Джалиле, Хасане Туфане, стихи Туфана о Хузангае и Ухсае - это и есть золотые контактные спайки, надежно соединяющие не только литературные связи, но и сердца народов.

У Хасана Туфана есть стихи, написанные и по мотивам произведений Хузангая, и посвященные ему. В стихотворении «Педеру Хузангаю», написанном в 1966 году, обращаясь к заболевшему чувашскому поэту, Туфан говорит: «Дороге жизни ты, Хузангай,// Быстро завершиться не давай: // Не уходи, опередив меня,// Из этого света, мой родной! // И станут грустными года, // Оставшиеся без тебя; // И песнь моя будет жить рыдая:// «Гдe жe Пeдep мой родной?» (Подстрочный перевод.) В этом искреннем, полном братской любви стихотворении Туфан признается Хузангаю: «Во всех дорогах на тебя // Можно уверенно опираться: // Ты - даже самые сильные бури // Выдерживающая опора!» (Подстрочный перевод.) Подобная оценка человеческих качеств Хузангая, познавшего репрессию 1938 года, тяготы и ранения фронтовых дорог, потерю друзей и соратников, таким поэтом, как Хасан Туфан, который сам более 16 лет прошагал по дорогам каторжан, многого стоит.

К счастью, эта традиция литературного братства татарских и чувашских писателей, заложенная нашими мудрыми предшественниками, среди которых и Педер Хузангай, продолжается и по сей день. Надо бы сегодня делать все для того, чтобы эта традиция имела долгое продолжение и после нас, и непременно с учетом того, что еще в 1927 году, обращаясь к татарским поэтам, писал Хузангай. Конечно же, это обращение дальновидного Хузангая в равной степени адресовано и современным поэтам, и ученым как Чувашии, так и Татарстана:
Не будем тратить нынче сердца жар
На спор о том, кто древний предок наш:
Хазар ли мы потомки, иль булгар, —
В одной семье татарин и чуваш.

А народы, которые прислушиваются к своим великим поэтам, никогда не проиграют борьбу ни с пылью времени, ни с историей, ни со своей внутренней ржой...