Премьеры в театрах любят играть по пятницам. Это открывает людям новые жизненные просторы на предстоящие выходные. Особенно, если новый спектакль о любви. Желательно где-нибудь в Париже. Еще лучше, под крышами Монмартра. И чтобы герои были легкими, остроумными, благородными и страстными. В Русском драматическом театре 19 мая зрителю преподнесли именно такой шипучий освежающий напиток. Здесь давали «Азалию» Ива Жамиака.

Известно, что режиссер Владимир Красотин не равнодушен к французским драматургам. Карнавал жизни и повороты судьбы на берегах Сены и Луары занимают немалую часть его режиссерского списка, где тон задают Клод Манье, Франсуаза Саган и, конечно, Жан Ануй. Видимо потому, что свою режиссерскую карьеру он начинал с «Блэза», и спектакль был феерическим. И еще потому, что пьесы земляков Мольера, с отточенными диалогами и сюжетными ходами вопреки расхожему мнению вовсе не легки в постановке, требуют скрупулезной проработки деталей и не терпят небрежности. То есть, всегда обещают изнурительную творческую работу, в смысле — профессиональный кайф.

Режиссера, упорно добивающегося на чебоксарской сцене не провинциальной свежести праздника, который всегда с тобой, можно было бы упрекнуть в излишней мечтательности, тем более, что после легендарного «Блэза», легкость и праздничность в РДТ далеко не всегда била ключом. Однако, как говорят поэты, не бывает напрасным прекрасное. И «Азалия» — тому яркое подтверждение.

Азалия — это комнатный цветок. Художник-дизайнер и мать-одиночка Леа (Лариса Былинкина) выставляет цветочный горшок за дверь каждый раз, когда ее посещает мужчина. И ее взрослый сын по имени Матье (Александр Володин), живущий, как это принято у французов, самостоятельно, но неподалеку, каждый раз понимает, что в это время маму лучше не беспокоить. По неким источникам азалия на языке цветов означает «желание», и в этом, конечно, можно усмотреть скрытый смысл. Хотя по идее цветок в данном случае мог быть любым, и тогда пьеса могла бы называться, например, «Герань», что, впрочем, было бы менее романтично. Но однажды Леа по-настоящему влюбилась и забыла про цветок, и сын лоб в лоб столкнулся с ее возлюбленным Дэвидом (Николай Горюнов), что и повлекло за собой цепь недоразумений.

Основа так же проста, как затейливы нанизанные на нее подробности. Сцена превращается в страстный поединок Мужчины и Женщины, отстаивающих право на свое видение любви, свободы и даже профессии.

По сложности главных ролей «Азалия» может посоперничать с классикой, в стране вина и сыра их всегда доверяли лишь мэтрам сцены. В этом вся роскошь «милого пустячка», бенефисного для Ларисы Былинкиной и Николая Горюнова. Комедия тонкого знатока человеческих отношений Ива Жамиака будто на ладони показывает поколение сорокалетних, для которых фантазии важнее самой жизни. Двадцатилетние в этой истории, Матье и его подруга Бетти (Юлия Дедина), гораздо реальнее и ответственнее подходят к житью-бытью. Они считают жизнь прекрасной и без иллюзий. В отличие от своих родителей им хочется простого счастья, они разбираются в тонкостях налоговых деклараций и заботы о ближнем. Но Жамиак не ставит никаких оценок. В конце концов, кто знает, что лучше, где счастье ночует, кому поет соловей и для кого цветет азалия. Ведь любовь — она такая разная. Она может быть даже такой противоречивой, как у Терезы, жены Дэвида, боязливого парфюмерного создания, благородно отпускающей любимого к другой, предварительно оценив соперницу и рассказав о его двойной жизни (Наталья Лосева). И Леа прощает мужчину, выдумывающего свою жизнь вместо того, чтобы просто жить. Потому что без этих фантазий жизнь невыносима. А жить по-настоящему в подобных театральных историях можно начать хоть завтра.

В «Азалии» театру удалось достичь эффекта французского кино периода российской влюбленности во все французское (художник — София Маццони, балетмейстер — Татьяна Голенецкая). И хотя эта влюбленность давно уступила место страсти к американским горкам, возвращающаяся мода на 60-е и 70-е годы отчетливо показывает, что ностальгия по тем романтическим временам зреет на глазах. Чем театр умело и воспользовался.