На открытии зрители согревались горячим красным вином и задумчиво бродили между работами. Восемнадцатилетняя ху­дожница неслышно скользила здесь же, рассматривая инсталляции, ко­торые размещала собственноручно в течение семи рождественских дней:

— Сложно сосчитать, сколько тут работ. Само оформление — тоже работа: важно, где находится маска, в каком ракурсе повернута кукла… Я не могу сказать, сколько времени занимаюсь этим. Мне кажется — всегда. Они создаются из бумаги, ткани, монтажной пены, металла, но для меня каждая из них — живая.

Маски видят нас насквозь.

Зрителям они кажутся скорее чересчур мертвыми, и вскрытая кукла напоминает о детской игре в патологоанатома. С точки зрения Надежды все выглядит иначе: «Для меня это означает обнаженность внутреннего мира, остроту восприятия…» А озадачившие меня рамки с разделенной фигурой были созданы под впечатлением от романа Кобэ Або «Человек-ящик»: «Каждая частичка живет самостоятельно в своем ящичке, но только все вместе они составляют единое целое, личность».

— Я боялся сюда идти, был уверен, что мне не понравится. Уже готовил приятную улыбку… а тут прямо обалдел, — Валерий Панфилов, известный фотохудожник, приехал на первую выставку дочери «экспрессом». — Часто автор находит одну фишку, один прием и повторяет его в сорока работах. Здесь каждое произведение — в своем ключе, возникают ассоциации, есть над чем подумать. Мне кажется, эта экспозиция насыщена, в ней достаточно критической массы, чтобы родился взрыв, впечатление.

Зрители в раздумьях…

Ее работы не похожи на привычные модели авторских кукол. Эти образы, на одном дыхании возникающие из пружин и воздушных хитонов, — скорее фантазия на тему, под настроение («Мне хотелось создать что-то прозрачное…»), как у других 18-летних девочек выплескиваются стихи или музыка. Стихи Надежда тоже пишет. А еще занимается боди-артом, фотографией, декором в Театре огня, режиссером которого является ее мама, Елена Панфилова.

Встреча с автором состоится в музее еще раз на закрытии выставки, 17 февраля.