Говорят, настоящий мужчина должен вырастить сына, посадить дерево и построить дом. У Михаила Григорьевича Смирнова три сына, деревьев он посадил несколько сотен. А дом возвел такой, какой до него никто не строил, - небоскреб в 24 метра высотой. Да не простой дом, а - памятник.

Познакомились мы со Смирновым четыре года назад. И встретились ладно, и попрощались тепло. Так что на этот раз, решив договориться о встрече, я позвонил ему неприлично рано - сразу как приехал в Чебоксары.
   - Прости, не разбудил ли?
   - Ха! Я с пяти утра на ногах! Встретиться? О чем речь? Подъезжай - прямо к моему дому.
   Где дом, Смирнов не уточнил. И не только потому, что я знал, куда ехать.
   :Под колеса машины накручивается дорожное полотно, мелькают знакомые указатели: "Табанары", "Цивильск", "Синьял-Котяки". Вот и знакомый поворот на Вурумсют. От поворота до деревни километра три, но уже отсюда виден дом Смирнова. Стоит он на самом въезде, имеет такие размеры и вид, что проехать мимо, не заметив дома, невозможно. Строить его Михаил Григорьевич начал шесть лет назад, но историю этой небывалой стройки следует начать издалека.
   В 18 лет, как и всех его сверстников, Михаила призвали в армию, и попал он на морскую базу по соседству от Видяево, где базировались атомные подводные лодки. Среди них К-141 "Курск".
   Характер Михаил и тогда уже имел независимый и глубокий - хотели его оставить на берегу, но он возмутился:
   - Говорят: на корабль нельзя, у тебя веса не хватает. Ну не вышел толщиной: а мне два года служить стыдно. Я говорю: или три года, или вообще не буду.
   Так-то вот, какой-нибудь пацан от службы "косит", а этот рвался к ней - потому что "стыдно". И попав на корабль, уже через полгода Михаил стал старшиной первой статьи и командиром отделения зрительной связи.
   Он продолжает:
   - Служил я на особом корабле, у нас на борту ядерные головки были. К ракетам для подводных лодок. Опасно? Да у подводников работа в десять раз труднее, чем у нас: сидят, как в подвале, по полгода. Дышать нечем, теснота. Только, скажу, море - это, знаешь, как любовь - на всю жизнь. Вот и у меня такая любовь осталась. Но пока от дома не отъедешь, Родину не полюбишь - издали дом родной дороже становится. Я и вернулся. Работал шофером, директором Дома культуры, лесником. А теперь я крестьянин, по-новому - фермер.
   Восемь лет назад Смирнов оформил в свое пользование и владение немалый участок - одиннадцать гектаров. Землю отвели далеко, возле свалки, и он возмутился: зачем мне это?! И добился, чтобы не бросовую землю дали, не у черта на куличиках, а приличную, возле деревни. На которой можно по-настоящему работать. Продукт Михаил Григорьевич производит отменный: картошку, капусту, свеклу - доход получает достойный. Хотя сейчас к кому ни приедешь, все жалуются: "Тяжело, фермерство - занятие неприбыльное". Спрашиваю:
   - А как у тебя?
   - В общем, не жалуюсь. А прибыль, по-разному - мы же на земле, от погоды, от сезона зависим. Вон в позапрошлом году 14 тонн свеклы в овраг выбросил.
   - Это как?
   - А так!.. Да ты ешь, - он придвигает сковороду, полную рыбы. Рыба знатная - крупный окунь. Весенний, икряной. Михаил кивает: не стесняйся, своя рыба, сам растил. Я налегаю на икру. А он продолжает: - Понимаешь, цены давали немыслимые - по рублю за килограмм. А брать соглашаются по тонне, по три. Посчитай-ка, если мне в Чебоксары раз съездить - тысячу заплати. Так торговать себе в убыток. Ну: и в овраг.
   Свекла, замечу, в здешних местах хороша: чистая, сочная и формой удивительная - длинная. Жалко:
   - А что! Люди в овраг ходили, я ведь свеклу прямо в сетках кидал, ну, и - раз на плечо - и понес. Кто встретится, говорят, мол, спасибо тебе.
   Жаль, конечно, человеку своих трудов, но не до спазмов душевных. Ничего, говорит, раз на раз не приходится. Будет и другое время, получше.
   Смирнов - человек удачливый. В том смысле, что ему все удается. Наверное, потому не раз его просили: иди, Григорьевич, в директора - сельским хозяйством управлять. Но он: пойду, когда дом свой дострою. А то люди скажут: вот, мол, стал директором, наворовал, оттого и построил. Нет, я сначала дострою, а потом уж в начальники. Однако уговорили - два года назад согласился-таки Смирнов стать сельским начальником.
   - Целый год в директорах ходил, - рассказывает Михаил, - да надоело. Понимаешь, не хотят работать. И все! Уж и так, и так. А только меня в Чебоксары на какое совещание вызовут, только отъеду, и пошло-поехало.
   - Пьют?
   - Ох, пьют... Другой раз звонят, а я никому не говорю, что уеду. Потому что если скажешь, через час никого в поле не найти. Так я уж тихо уезжал, чтоб никто не видел.
   Он машет рукой:
   - Да и зачем ездить! Приедешь, а там - сидят, газету вслух читают; новое, видишь, постановление вышло. И так часа два-три. Зачем мне это надо? Ну, я, значит, говорю, нам надо в каждом месте трех директоров иметь: чтоб один на заседания ездил, другой - в кабинете сидел, а третий - работал.
   Я потому и с домом-то задержался, - продолжает Смирнов, - что в директорах был. Не до строительства уж. Зато в тот сезон четыреста тонн сена заготовил - до сих пор им коров кормят. А как сев кончили, я в деревню ансамбль привез, двух баранов зарезал - гуляли люди. Назвали - праздник песни и труда. И на осень такой же праздник - после уборочной - замыслил. Только я сразу баранов заказал: договорился с людьми, я им сена бесплатно для скотины, чтоб они мне к празднику баранов вырастили. И праздник был, и баранов вырастили:
   Потом решил - хватит. Хотя уходил, люди просили, мол, оставайся. А я: строиться надо. Говорят, да если останешься, мы все соберемся, придем и на доме работать будем. Бесплатно. А я так не могу, чтоб бесплатно. Я лучше своими руками.
   Своими руками Михаил уже второй дом строит. Первый в деревне стоит, добротный, с балкончиком. При нем - сад на сотню яблонь, и шесть десятков ульев у него было (бросил это дело, говорит, пчелами либо всерьез надо заниматься, либо отказываться). Вот охотиться - другое дело.
   - Сколько за эту зиму лис взял?
   - В этом году много - двадцать пять.
   На стене у него над кроватью прибиты шкуры барсука и бобра.
   - А! Это - на капкан! - отмахивается Михаил.
   Но Смирнов не только заядлый охотник, он к тому же охотинспектор. Общественный, разумеется. У него под охраной 10 километров по реке Цивиль. Ловил он всяких браконьеров - и до стрельбы, случалось, дело доходило, о чем Михаил вспоминает с особым удовольствием. Спросил, зачем ему это? Приключений, что ли, ищет? Нет, душа у него порядка жизненного требует. По этой причине он не так давно даже в депутаты Госсовета Чувашии собрался. Справедливости, говорит, хотел. Играл во всякие избирательные игры, "боролся" с конкурентами, в общем, все чин-чином. Потом его из "игры", разумеется, вышибли. Еще бы! Мавроди в свое время, баллотируясь в депутаты, водку с колбасой в Мытищи грузовиками завозил, за Евдокимова агитировать весь "Аншлаг" в Сибирь выезжал. Куда там - фермер Смирнов! Справедливости ему захотелось:
   Ну, нет и не надо, хотя Михаил гордится: в своем списке он четвертым оказался. Зато в иных делах - первый. Взять хотя бы его поразительный дом.
   Мысль о нем родилась, когда взорвался американский космический корабль "Челленджер". Кто помнит, тогда погибли 12 человек, среди них женщина, учительница. И решил Смирнов в память американских астронавтов поднять дом в виде ракеты. Начал строить. А тут - трагедия с подводной лодкой "Курск". Смирнов вспомнил службу, Северный флот, и превратился "космический корабль" в "маяк", который теперь - память о тех 118 погибших моряках-североморцах, среди которых он так хотел жить и служить.
   Я спросил: проект дома сам делал? Нет, смутился Михаил, я и рисовать-то не умею. Не было никакого проекта, была идея, а вид и конструкцию он по ходу дела придумывал. Так появился дом удивительной красоты, хотя и странного вида: трехъярусная башня в двадцать четыре метра высотой с тремя крыльями. Окна по первому этажу круглые, для них Смирнов взял готовые бетонные блоки, какие для колодцев идут - чем не корабельные иллюминаторы? А верхнее остекление - зеркальное. Такие стекла и в Чебоксарах редко где встретишь. Потому как дорогое оно, зеркальное стекло. Зато красиво. Этих стекол (каждое в полтора квадратных метра) по верхнему поясу девять и ниже - еще двадцать четыре. Думаете, краном их поднимали? Где в деревне кран взять - чтоб на тридцатиметровую высоту хрупкие тяжести поднимать! Так что Смирнов, взяв стекло под мышку, забирался на самую верхотуру по шатким лесенкам и там прилаживал: одно, другое, верхний ряд, нижний. Все тридцать три стекла. И стены сам выкладывал, и крышу крыл.
   - Значит, вы здесь теперь всей семьей живете?
   - Нет. Только Миша при нас. Сергей в Чебоксарах, сельхозакадемию заканчивает. А старший, Евгений, отучился в пединституте, вернулся сюда, женился. Я ему на свадьбу подарок сделал: тот дом отдал.
   И этот, новый, Смирнов собирается детям в наследство оставить. По фасаду он надпись вывел: "КУРСК" - буквы из листового металла, приклепаны накрепко. Сыновей уже предупредил: ежели кто снимет надпись, останется без наследства и в доме жить не будет.
   Дом стоит на холме, который образовался, когда пруд копали. Пруд - особая задумка Смирнова: если дом - "маяк", и он построен в память о моряках, то как без воды? Пруд окружает дом с трех сторон - в иных местах глубина доходит до трех метров. Воду Смирнов в пруд подкачивает, для чего выкопал колодец семнадцати метров глубиной. Само собой, копал вручную. В пруд хозяин мальков напустил - карпа, карася. Чтоб ловили, кому в охоту.
   Так и не только в свой пруд. Тут в паре километров есть пруд "ничей", и в него несколько лет назад Смирнов тоже рыбу запустил. Теперь туда рыбаки со всех окрестных деревень наладились с удочками. Без добычи домой не идут. А как-то один дед Смирнову посетовал: "Что ж ты раньше-то рыбку сюда не запустил - то-то хорошо было бы". Михаил об этом случае со смешком рассказывает: вот, мол, по "мою" рыбу и деды, которым под восемьдесят, ходят. А я о другом подумал: этому деду самому бы в свое время взять да наловить мальков (благо, в Цивили рыбы полно) да и зарыбить тот пруд - для себя же. Так нет, сколько лет ждал, пока не появился Смирнов. Эх, до чего же и вправду ленивы люди:
   Михаил хвалится:
   - Я и мебель сам сделал. Видишь, какие табуретки - на одной ноге. И стол такой же. Жена спрашивает, как это ты его придумал? Говорю, по телевизору у Путина такой видел. Ну, ладно, пошли дом смотреть.
   В недостроенном еще зале протянулись по полу длинные ряды ящиков с картофельной рассадой.
   - Моя картошка вкусная - шесть лет никакой химии в землю не клал. Но это - ладно, ты сюда иди.
   Мы поднялись на второй этаж, в Зал памяти. Он уже отделан и похож на теплицу: весь заставлен громадными горшками с зеленью.
   - Ровно сто восемнадцать - каждому моряку. Все растения разные, вот, смотри, это кофе. А это - лимон.
   И вправду среди листьев виден светло-желтый плодик. Все до единого растения Смирнов сам из семян и черенков вырастил.
   - Пол застелю мраморной плиткой - видал, у крыльца сложена? Восемьдесят один квадратный метр. Поначалу-то с меня за нее 52 тысячи запросили, но я объяснил, для чего мне плитка, поторговался, и отдали ее за 27 тысяч. А по стенам у меня будут доски из черного мрамора - с фамилиями моряков.
   Эх, хотел музей сделать, да не получится, - вздыхает Смирнов. - Музей, значит, экспонаты нужны, а такая незадача - нет ни одного.
   Триста фотографий своего мемориала-строения Смирнов разослал по всей стране - на Северный флот, семьям погибших моряков. И просьбы откликнуться, прислать, у кого что есть: фото, личные вещи. Но - никто, ни один человек не откликнулся.
   Я удивился. А потом, вернувшись из поездки, удивляться перестал. Потому что "порылся" в Интернете и нашел страницы, посвященные подводной лодке "Курск". Сайт создан, как сказано, боевыми товарищами погибших моряков. Среди прочего там есть список погибших - все 118 фамилий. А фотографий при списке - только шесть. Фото командира подлодки капитана первого ранга Лячина сделано явно на каком-то военно-морском празднике. Остальные? Где ж еще взять, как не у родственников. И можно не сомневаться, создатели мемориального сайта в Интернете наверняка им писали. Откликов - судя по всему - два с Украины, два из Курска и один из Североморска. Все. Остальные промолчали.
   Так что говорить о сохранении памяти, если ее не беречь? И, как тот дед-рыбак, корить: "Что ж вы раньше не позаботились?" Только кому еще заботиться, как не самим? Вот он, чужой, в общем, человек, чувашский фермер Михаил Григорьевич Смирнов, бережет - ни средств, ни сил не жалеет. Вокруг пруда, как и собирался, он посадил 118 молодых елочек. Спрашиваю, где посадочный материал брал. А из лесу, просто отвечает Смирнов. То есть каждое деревце надо было найти, выкопать, принести. До ближайшего леса здесь не менее километра.
   Михаил задумчиво глядит в окно:
   - Что уж - музей, мне бы хоть какую деталь от "Курска" - когда лодку резали, небось, что и осталось: Да как добыть?
   Тут должен сказать, что в Вурумсют из Чебоксар меня привез мой старый товарищ Сергей Викторович Капранов. Блестящий администратор, много лет возглавлявший Управление образования, он пользуется немалым уважением и далеко за пределами Чувашии. После слов Смирнова Капранов, будто спохватившись, вытащил из кармана сотовый телефон и стал набирать номер. Михаил примолк, я, не прислушиваясь, вяло ковырял вилкой в сковороде: спешное дело у человека, зачем мешать. Только вдруг слышу:
   - :У нас тут есть один очень интересный человек, он у себя в деревне в память о "Курске" дом построил. Да: и музей делает. А вы же у себя подводную лодку резали: Понимаю, что давно: Но хоть что-нибудь да осталось: Ну конечно, это я тоже понимаю: Так все-таки можно? Когда? Отлично! Вот и спасибо.
   Смирнов напряженно вслушивался в разговор. Капранов захлопнул крышку телефона.
   - Ты куда звонил? - изумленно спросил я.
   - В Снежногорск, там у меня знакомые есть, - он повернулся к Смирнову. - Значит, так, летом оттуда должны приехать ребята, обещали привезти какую-нибудь деталь от "Курска".
   Можете представить, как обрадовался Смирнов. А я сидел буквально ошарашенный. Хотя мог бы и не удивляться: мне уже не раз приходилось наблюдать такую вот одушевленную деловитость своего товарища.
   Потом по приставной лесенке мы забрались на самый верх, откуда сквозь синие зеркальные стекла видны самые дальние поля и леса. Постояли, повздыхали на красоты. Под самым потолком я увидел милицейские мигалки - красные и синие. Смирнов задирает голову:
   - Я их по вечерам, когда стемнеет, включаю - знаешь, какой свет получается! Первое время народ сильно удивлялся: выйдет кто на крыльцо, а в небе огни разноцветные. Некоторые пугались, думали, марсиане летят.
   Он поводит рукой:
   - Здесь у меня будет комната для гостей. Столы поставлю, стулья. А к новоселью десять таких, как на кухне, столов сделаю. И десять табуреток. Праздник будет, лотерею устрою - чтоб люди эту мебель к себе домой унесли.
   Вот такой он неугомонный человек - Михаил Григорьевич Смирнов. Ему что лис ловить, что браконьеров, что картошку растить, что дом построить - все не в тягость, все удается. И стоит теперь посреди полей дом-маяк, светится в ночи. Не дает уснуть нашей памяти.